Анализ поэтического текста на примере стихотворения о.э.мандельштама «ленинград» методическая разработка по литературе по теме

Сочинение на тему: краткое содержание «Смиренное кладбище» С. Каледина

В повести С. Каледина «Смиренное кладбище» пьянь, жулье, полууголовщина собрались на кладбище, найдя свое призвание в работе могильщиков. От элегического, располагающего к философскому раздумью восприятия пушкинского «смиренного кладбища, где нынче крест и тень ветвей», и воспоминания не осталось. Как и во всем мире, здесь, за оградой, бурлит жизнь. Здесь сконцентрировалось то, что в заоградной действительности рассредоточено, раз­бросано, а потому не так бросается в глаза. Та же алчность, под­лость, те же сделки и надувательства, те же страсти.

С. Каледин без церемоний раскрывает «тайны» кладбищен­ского бытия. Профессионально, не спеша показывает он про­цесс рытья ямы, продажу бесхозных могил для перезахороне­ний, установку памятников и цветников, рассказывает, как луч­ше положить покойника, чтобы не гнил. И в ходе этого повест­вования вырисовываются жуткие, наполненные грязью, скан­далами, тюрьмами судьбы вроде и не отверженных, но выпав­ших из привычной нам жизни людей. Странное сочетание брезг­ливости, недоумения — да как же дошли до жизни такой? — и щемящей боли, стыда вызывают герои повести. Но сами они вовсе не чувствуют своей богооставленности. Кладбищенский кодекс морали ничем не отличается от заоградного, а в труде похоронщиков герои видят даже какую-то поэзию. Кладбище — это часть мира, реальности, которая в особом, более резком преломлении отражает свойства целого. С. Каледин показывает все изнутри, с точки зрения людей, для которых кладбищен­ская реальность — «привычное дело».

Лучший из могильщиков (даже здесь люди не лишены профес­сиональной гордости) Лешка Воробей — человек с перекрученной биографией. Система жизненных ценностей героя искажена воспи­танием, образом жизни, в конечном счете, — средой. Мальчишкой убежал он от ненавистной мачехи, от отца, избившего умирав­шую от рака мать. Недочеловечность с самого рождения окружала Леху. Скитания, колония, грязь, грязь и — водка. Пьет Леха, пьет его жена Валентина, пьет ее подруга Ира. Пьют все. Пьяные, идут брат на брата с топором. И не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. Родной брат чуть не развалил пополам череп Лехе, от чего тот слух потерял и стал плохо видеть.

Сам Леха дня не проживет без того, чтобы не поучить кула­ками свою жену Вальку. В этом мире, где наживаются на горе людей, существуют законы волчьей стаи. Есть вожак, есть авто­ритеты, и стоит кому-то нарушить эти неписаные законы, гро­зит страшная — даже жизнью — расплата. Здесь обесценена и смерть, перевернуты нравственные понятия. Зло, совершаемое героями, даже не мотивировано. Это может быть «шутка», вроде той, которую Лешка Воробей сыграл с собакой, засадив ее в печь и хохоча, когда подпаленный пес заходился от воя. Это может быть полное отсутствие человеческих норм, не позво­ляющих кощунствовать на могилах, но, тем не менее, старый фронтовик, пьяница Кутя обряжает в венки с могил приблудных собак. Нравственные нормы исковерканы не только у клад бищенских. И заоградная жизнь преподносит чудовищные, с точ­ки зрения морали, выверты: восьмидесятилетний старик, кото­рому впору о вечном думать, хочет подхоронить кота в могилу матери. И это не прихоть какого-то сумасшедшего. Старику и в голову не приходит, что он совершает нечто противоестествен­ное человеческим законам.

Поражает не столько натуралистическая, выписанная до де­талей обыденность такого существования, сколько невосприим­чивость к ней героев. Для них это норма. Да и чем, по сути, отличается бытие здесь, за кладбищенской оградой, от того, что вне ее? Та же пьянь, грязь, нажива, подсиживание, сделки. Те же люди — жестокие, наглые, агрессивные. Везде одно неблагополучие — в семье, в обществе, в воспитании. Как и в заоградной жизни, здесь тоже бывают праздничные проблески, моменты проявления участия, человечности.

И эти редкие проблески добра среди жуткой обыденности оставляют какую-то надежду, что не все человеческое умерло. Но финал повести разрушает иллюзии: если и пробьется что-то светлое в жизни того же Лешки Воробья, то это — как послед­ний шаг, как тот глоток водки, который смертелен.

Сочинение на тему: краткое содержание «Смиренное кладбище» С. Каледина

Оцените пожалуйста этот пост

На этой странице искали :

• смиренное кладбище краткое содержание
• сельское кладбище краткое содержание
• каледин смиренное кладбище краткое содержание
• краткое содержание сельское кладбище
• сочинение про кладбище

Герои элегии

Любимый герой поэта-романтика — он сам, то есть Василий Андреевич Жуковский. «Сельское кладбище» изображает мысли и чувства автора, его философские размышления. Кто как не наделенный особым слухом «певец» способен понять радость и боль жизни, расслышать голоса природы, подняться над мирской суетой, чтобы охватить в едином порыве своей души весь мир, соединиться со Вселенной? Свое «кладбищенское» раздумье посвящает автор, как и английский поэт-предромантик Томас Грей, памяти «бедного певца». При этом сознательно делает менее зримыми свои описания, усиливая их эмоциональный настрой, Жуковский (элегия «Сельское кладбище»).

Звукопись

Этот эффект усиливается во второй строфе. Здесь зрительные образы (хоть и переведенные в другой, эмоциональный план) отодвигаются на второе место, уступая его звуковым. Чем темнота в мире, который описывает поэт, становится непроницаемее, тем более лирический герой ориентируется по звуку. Во второй строфе основная художественная нагрузка ложится именно на звукопись, а не на эпитеты. Этот прием не случайно применяет в своем произведении Жуковский. Стих «Сельское кладбище» благодаря ему становится выразительнее.

Удваивающиеся, протяжные сонорные «н», «м», а также шипящие «щ», «ш» и свистящие «з», «с» создают образ мертвого сна природы. Третья строка обилием этих звуков кажется нам попросту звукоподражательной. Однако она «работает» и на создание определенного настроения, отнюдь не мирного и спокойного, которое характерно для первой строфы, а тревожного.

От строчки к строчке произведение, которое написал Жуковский («Сельское кладбище»), становится все мрачнее и мрачнее. Как сигнальный звоночек, в конце второй строфы звучит слово, которое играет роль своеобразного стилистического пароля в жанре элегии: «унылый». Это прилагательное обозначает «погруженный безраздельно в печаль, слившийся с этим чувством, не знающий никакого иного настроения, полностью потерявший надежду». Почти синоним заунывного звука — унылый, то есть тоскливый, однотонный, ранящий прямо в сердце.

Излюбленный предромантиками условный пейзаж в третьей строфе углубляет данное настроение. Дикая сова, древний свод, луна, изливающая на природу свой свет, мертвенно-бледный. Если шалаш селянина в первой строфе был назван словом «спокойный» и ничто не нарушало этой невозмутимости, то в третьей нарушен «покой» тихого владычества башни.

Анализ стихотворения Жуковского «Сельское кладбище»

У стихотворения «Сельское кладбище» Василия Жуковского очень богатая и необычная история. Его первый вариант был создан в 1802 году, и является русскоязычным переводом одноименного произведения английского поэта Томаса Грея. Стоит отметить, что сам Жуковский с юности увлекался переводами и находил особое очарование в романтизме. Однако стихотворение «Сельское кладбище» стало первым литературным экспериментом автора, результаты которого он согласился опубликовать.

В 1839 году Василий Жуковский путешествовал по Англии и побывал на сельском кладбище недалеко от Винздора. Каково же было изумление поэта, когда он узнал, что именно этому некрополю в свое время и было посвящено стихотворение. Тогда у поэта появилась идея сделать новый перевод, дополнив его собственными впечатлениями. Таким образом, второй вариант «Сельского кладбища» был написан и опубликован летом 1839 года.

Это стихотворение наполнено романтикой сельской жизни, которой искренне восхищается Жуковский. Поэтому первые строки произведения посвящены описанию мирного быта английских крестьян, у которых только что закончился трудовой день. Томас Грей, а вместе с ним и Василий Жуковский выхватывают тот момент из жизни, когда «колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает. Пастухи гонят с лугов стада, пахари возвращаются домой. Окружающий мир находится в том состоянии, когда на смену суете дня приходят прохлада и тишина весеннего вечера. «Уж бледнеет окрестность, мало-помалу теряясь во мраке, и воздух наполнен весь тишиною торжественной», – отмечает поэт, восхищаясь этим состоянием спокойствия и умиротворения, которое дарит ему сама природа.

Однако поэт знает, что ночь пройдет, и новый день вновь вступит в свои права, принеся очередные проблемы, заботы и впечатления. Однако существует такой уголок, которого не касается вся эта суета. Это место – старинное сельское кладбище, где единственным живым существом является сова. Покой этой мудрой птицы можно нарушить, лишь «случайно зашедши к ее гробовому жилищу». Древние могилы поэт сравнивает с кельями, двери в которые навеки затворены за усопшими. Они обрели вечный покой, которого так не хватает живым, но обратной стороной медали является то, что покоящиеся под тяжелыми плитами люди уже не в состоянии что-то изменить в таком непостоянном и непредсказуемом мире. «С кровли соломенной трель, ни труба петуха, ни отзывны рог, ничто не подымет их боле с их бедной постели», – подчеркивает поэт.

Он сожалеет о том, что усопшим больше недоступны простые и такие привычные радости жизни, они не могут наслаждаться красотой природы и спокойствием теплого весеннего вечера. Однако у них есть нечто большее – вечность, в которой они равны друг перед другом. В мире живых остались люди, которые помнят их титулы и звания, по-прежнему восхищаются их богатством или же осуждают нищету. Однако перед высшим судом все это не имеет никакого значения, потому что здесь оценивают не по статусу в обществе и благосостоянию, а по мыслям и поступкам. К могилам простых людей, лишенных положения в обществе, автор испытывает особое благоволение, отмечая: «О! как много чистых, прекрасных жемчужин сокрыто в темных, неведомых нам глубинах океана!». Действительно, в жизни людей не стоит судить по внешности или же речам, а после смерти – по роскошным надгробьям. И это подтверждает надпись на одном из памятников, которая гласит: «Юноша здесь погребен, неведомый счастью и славе». Но о его сердечной доброте и отзывчивости до сих пор помнят старожилы. И именно это является важным, ведь когда-нибудь и возле могилы каждого из нас остановится случайный прохожий, решивший поинтересоваться, чей прах здесь покоится. Вопрос лишь в том, что поведает ему камень и те, кто сумеет сохранить память о нас.

Рубрики стихотворения: Анализ стихотворений ✑ Длинные стихи ✑ Элегии ✑
Элегии

Звукопись

Этот эффект усиливается во второй строфе. Здесь зрительные образы (хоть и переведенные в другой, эмоциональный план) отодвигаются на второе место, уступая его звуковым. Чем темнота в мире, который описывает поэт, становится непроницаемее, тем более лирический герой ориентируется по звуку. Во второй строфе основная художественная нагрузка ложится именно на звукопись, а не на эпитеты. Этот прием не случайно применяет в своем произведении Жуковский. Стих «Сельское кладбище» благодаря ему становится выразительнее.

Удваивающиеся, протяжные сонорные «н», «м», а также шипящие «щ», «ш» и свистящие «з», «с» создают образ мертвого сна природы. Третья строка обилием этих звуков кажется нам попросту звукоподражательной. Однако она «работает» и на создание определенного настроения, отнюдь не мирного и спокойного, которое характерно для первой строфы, а тревожного.

От строчки к строчке произведение, которое написал Жуковский («Сельское кладбище»), становится все мрачнее и мрачнее. Как сигнальный звоночек, в конце второй строфы звучит слово, которое играет роль своеобразного стилистического пароля в жанре элегии: «унылый». Это прилагательное обозначает «погруженный безраздельно в печаль, слившийся с этим чувством, не знающий никакого иного настроения, полностью потерявший надежду». Почти синоним заунывного звука — унылый, то есть тоскливый, однотонный, ранящий прямо в сердце.

Излюбленный предромантиками условный пейзаж в третьей строфе углубляет данное настроение. Дикая сова, древний свод, луна, изливающая на природу свой свет, мертвенно-бледный… Если шалаш селянина в первой строфе был назван словом «спокойный» и ничто не нарушало этой невозмутимости, то в третьей нарушен «покой» тихого владычества башни.

Средства выразительности

Для полного раскрытия темы и донесения до читателя идеи автор использует средства выразительности. Они же помогают передать внутреннее состояние лирического героя. Много в стихотворении метафор: «говорит изменчивая мода», «процвел бы божий мир», laquo;вопросы, кипящие в уме», олицетворений: «оплакивать их рок, служить им будет муза», «шепнула Муза мне»,. Дополняется монолог эпитетами – «наивное увлечение», «старик медленный», «жатва золотая», «тайные вопросы», «крестьянская страда», «прохладная полутьма» и сравнением – «влачатся в нищете…, как тощие стада». Передать смешанные чувства лирического «Я» позволяет оксюморон «слезы сладкие». В наборе художественных средств воплотились как традиционные ассоциации, так и индивидуально-авторские.

Звукопись

Этот эффект усиливается во второй строфе. Здесь зрительные образы (хоть и переведенные в другой, эмоциональный план) отодвигаются на второе место, уступая его звуковым. Чем темнота в мире, который описывает поэт, становится непроницаемее, тем более лирический герой ориентируется по звуку. Во второй строфе основная художественная нагрузка ложится именно на звукопись, а не на эпитеты. Этот прием не случайно применяет в своем произведении Жуковский. Стих «Сельское кладбище» благодаря ему становится выразительнее.

Удваивающиеся, протяжные сонорные «н», «м», а также шипящие «щ», «ш» и свистящие «з», «с» создают образ мертвого сна природы. Третья строка обилием этих звуков кажется нам попросту звукоподражательной. Однако она «работает» и на создание определенного настроения, отнюдь не мирного и спокойного, которое характерно для первой строфы, а тревожного.

От строчки к строчке произведение, которое написал Жуковский («Сельское кладбище»), становится все мрачнее и мрачнее. Как сигнальный звоночек, в конце второй строфы звучит слово, которое играет роль своеобразного стилистического пароля в жанре элегии: «унылый». Это прилагательное обозначает «погруженный безраздельно в печаль, слившийся с этим чувством, не знающий никакого иного настроения, полностью потерявший надежду». Почти синоним заунывного звука — унылый, то есть тоскливый, однотонный, ранящий прямо в сердце.

Излюбленный предромантиками условный пейзаж в третьей строфе углубляет данное настроение. Дикая сова, древний свод, луна, изливающая на природу свой свет, мертвенно-бледный… Если шалаш селянина в первой строфе был назван словом «спокойный» и ничто не нарушало этой невозмутимости, то в третьей нарушен «покой» тихого владычества башни.

Анализ стихотворения Жуковского «Сельское кладбище»

У стихотворения «Сельское кладбище» Василия Жуковского очень богатая и необычная история. Его первый вариант был создан в 1801 году, и является русскоязычным переводом одноименного произведения английского поэта Томаса Грея. Стоит отметить, что сам Жуковский с юности увлекался переводами и находил особое очарование в романтизме. Однако стихотворение «Сельское кладбище» стало первым литературным экспериментом автора, результаты которого он согласился опубликовать.

В 1839 году Василий Жуковский путешествовал по Англии и побывал на сельском кладбище недалеко от Винздора. Каково же было изумление поэта, когда он узнал, что именно этому некрополю в свое время и было посвящено стихотворение. Тогда у поэта появилась идея сделать новый перевод, дополнив его собственными впечатлениями. Таким образом, второй вариант «Сельского кладбища» был написан и опубликован летом 1839 года.

Это стихотворение наполнено романтикой сельской жизни, которой искренне восхищается Жуковский. Поэтому первые строки произведения посвящены описанию мирного быта английских крестьян, у которых только что закончился трудовой день. Томас Грей, а вместе с ним и Василий Жуковский выхватывают тот момент из жизни, когда «колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает. Пастухи гонят с лугов стада, пахари возвращаются домой. Окружающий мир находится в том состоянии, когда на смену суете дня приходят прохлада и тишина весеннего вечера. «Уж бледнеет окрестность, мало-помалу теряясь во мраке, и воздух наполнен весь тишиною торжественной», — отмечает поэт, восхищаясь этим состоянием спокойствия и умиротворения, которое дарит ему сама природа.

Однако поэт знает, что ночь пройдет, и новый день вновь вступит в свои права, принеся очередные проблемы, заботы и впечатления. Однако существует такой уголок, которого не касается вся эта суета. Это место – старинное сельское кладбище, где единственным живым существом является сова. Покой этой мудрой птицы можно нарушить, лишь «случайно зашедши к ее гробовому жилищу». Древние могилы поэт сравнивает с кельями, двери в которые навеки затворены за усопшими. Они обрели вечный покой, которого так не хватает живым, но обратной стороной медали является то, что покоящиеся под тяжелыми плитами люди уже не в состоянии что-то изменить в таком непостоянном и непредсказуемом мире. «С кровли соломенной трель, ни труба петуха, ни отзывны рог, ничто не подымет их боле с их бедной постели», — подчеркивает поэт.

Он сожалеет о том, что усопшим больше недоступны простые и такие привычные радости жизни, они не могут наслаждаться красотой природы и спокойствием теплого весеннего вечера. Однако у них есть нечто большее – вечность, в которой они равны друг перед другом. В мире живых остались люди, которые помнят их титулы и звания, по-прежнему восхищаются их богатством или же осуждают нищету. Однако перед высшим судом все это не имеет никакого значения, потому что здесь оценивают не по статусу в обществе и благосостоянию, а по мыслям и поступкам. К могилам простых людей, лишенных положения в обществе, автор испытывает особое благоволение, отмечая: «О! как много чистых, прекрасных жемчужин сокрыто в темных, неведомых нам глубинах океана!». Действительно, в жизни людей не стоит судить по внешности или же речам, а после смерти – по роскошным надгробьям. И это подтверждает надпись на одном из памятников, которая гласит: «Юноша здесь погребен, неведомый счастью и славе». Но о его сердечной доброте и отзывчивости до сих пор помнят старожилы. И именно это является важным, ведь когда-нибудь и возле могилы каждого из нас остановится случайный прохожий, решивший поинтересоваться, чей прах здесь покоится. Вопрос лишь в том, что поведает ему камень и те, кто сумеет сохранить память о нас.

В этой статье мы проанализируем элегию, которую написал в 1802 году Жуковский, «Сельское кладбище». Данное произведение относится к романтизму и имеет характерные для него особенности и черты.

Для раннего Жуковского излюбленное время суток — переход от сумерек к вечеру, от дня к ночи, от тьмы к рассвету. В эти часы и минуты человек ощущает, что сам он меняется, что не все еще закончено, что жизнь полна тайны и непредсказуема, а смерть, возможно, лишь переход души в неведомое, иное состояние.

Основные темы и идеи произведения

Место действия элегии, то есть кладбище выбрано неслучайно. Именно в этом спокойном и поэтичном месте большинство людей начинают задумываться о смысле бытия, о вечности. Лирический герой неотделимый от личности автора, сквозь целую плеяду соединений философских мыслей и бурных эмоций приходит к окончательному экзистенциальному выводу – все смертны, после уже не будет так важен твой статус и чин, обретут смысл лишь праведные и великие дела, за которые тебя будут помнить еще долгие годы:

Неотвратимость смерти ( «Ничто не вызовет почивших из гробов») заставляет человека острее чувствовать нынешний момент воспринимать ,казалось бы, незаметную красоту окружающего мира:

Виктор Голявкин «На речке»

В воображении моём создавалась картина нашей драки: мы с Васькой катаемся по земле, вцепившись друг в друга, он меня царапает, а я его. Никто пощады не просит, бесконечно долгое время катаемся, царапаемся и кусаемся…

Глупость, конечно, если рассудить: отправляемся после уроков драться, вместо того чтобы домой обедать.

Спор был, кому на последней парте возле окна сидеть.

Место редкое, незаметное и обзорное. Сколько хочешь всю улицу обозревай, а хочешь — весь класс обозревай. К доске раз в месяц вызовут, а то и того меньше. Опустишь голову, тебя и не видать. Вроде бы в классе, а вроде бы тебя и нет. Замечательное, в общем, место. Сашка там раньше сидел, одни пятёрки получал. Сашка коклюшем заболел, и место освободилось. Васька взял туда и сел. А я давно на это место метил. Можно сказать, мечтал туда уединиться.

Пишу Ваське записку: «Освобождай место, я его раньше приметил». Он мне отвечает: «Кто раньше сел, тот и сидит». Он раньше сел, но я раньше приметил. Я ему пишу: «Кто раньше приметил, тот и должен сидеть, а не тот, кто сразу сел». Он мне отвечает: «Сначала докажи, что ты раньше приметил, а потом садись».

Как же я докажу, вот хитрец! Я ему кулаком погрозил, а он смеётся.

На переменке подхожу, заявляю свои законные требования, а он их законными не признаёт. Неужели не понимает, что я давно мечтал на последней парте сидеть! Хватаю его за рукав и тяну. А он не поддаётся.

В это время звонок. Я на место. Попробую его на следующей переменке вытащить.

Он мне записку пишет: «Ты за это получишь!» Я ему кулак показал, чтобы он знал, кто получит. Тем более мне получать не за что, а ему есть. Он на моё место сел, а не я на его.

На следующей переменке я его снова тащить начал.

И вот теперь отправляемся мы на речку драться.

Школа у нас на горе помещается. А внизу речка. Полянка. Знаменитый художник Левитан, говорят, написал здесь несколько своих пейзажей. Уютное местечко. Изумительный вид. Лучшего места для драки не сыскать.

Спустились по тропинке на полянку.

Трава вовсю зеленеет. Птицы галдят на деревьях. А рядом речка журчит. И лошади пьют воду.

Стоим мы с Васькой среди настоящей весны, замечательной природы, замечаем в небе самолёт и глядим на него с удовольствием.

С удовольствием гоняем по траве чей-то старый ботинок, мочим в речке ноги, пьём воду с лошадьми, загораем без маек, болтаем обо всём на свете и договариваемся сидеть на той парте по очереди до тех пор, пока Сашка не выздоровеет от коклюша.

Элегия в античности[править | править код]

Жанр элегии возник в античной поэзии; первоначально так называли плач над умершим. Элегия основывалась на жизненном идеале древних греков, в основе которого лежала гармония мира, соразмерность и уравновешенность бытия, неполные без грусти и созерцательности, эти категории и перешли в современную элегию. Элегия возникла в Греции в 7 веке до н. э. (Каллин, Тиртей, Феогнид), первоначально имела преимущественно морально-политическое содержание; потом, в эллинистической и римской поэзии (Тибулл, Проперций, Овидий), преобладающей становится любовная тематика. В элегиях Катулла, Проперция, Овидия устойчивым источником эмоции становится ситуация безответной любви. Это содержание закрепил за элегией Гай Корнелий Галл (69‒68 г. до н. э. — 26 г. до н. э.), написавший четыре книги элегий и узаконивший право элегии на воспевание любви без взаимности. Форма античной элегии — элегический дистих (http://www.litdic.ru/elegiya/ ), состоящий из гекзаметра и пентаметра.

Элегия в русской поэзии[править | править код]

Элегия через переводы проникла в новую русскую литературу в 18 веке. А. П. Сумароков и В. К. Тредиаковский создавали элегии подражательного плана.

Перевод Жуковским элегии сентименталиста Грея («Сельское кладбище», 1802) положил в русской поэзии начало новой эпохе, когда элегия стала востребованной и вошла в моду. Следуя примеру Грея, в мрачноватом духе написаны такие стихотворения Жуковского, названные им самим элегиями, как «Вечер», «Славянка», «На кончину кор. Виртембергской». К элегиям причисляют и его «Теон и Эсхин» (элегия-баллада). Элегией Жуковский также назвал своё стихотворение «Море», которое сейчас рассматривается как образец этого жанра.

Во второй половине 1820 — начале 1830-х годов Пушкин обращается к философской элегии, а в 1830-е годы проявляет тенденцию к синтезу жанров: так в элегии «Погасло дневное светило…» используется балладный рефрен, стихотворение «В. Ф. Раевскому» близко дружескому посланию, «Я пережил свои желания…» — романсу, в элегии «К морю» ощутима одическая интонация, а «Безумных лет угасшее веселье…» по числу строк реконструирует сонет.

В середине 1820-х гг. русская пережила кризис, симптомом которого явились статья В. К. Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» и вызванная ею полемика. Пути внутреннего обновления жанра, его тематики и стиля были найдены А. С. Пушкиным, Е. А. Боратынским, Н. М. Языковым, позднее М. Ю. Лермонтовым и Н. А. Некрасовым. Элегии занимают большое место в поэтическом наследии А. А. Фета.(КЛЭ,http://feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke8/ke8-8662.htm?cmd=2&istext=1)

Во 2-й половине 19 и в 20 веке Э. писали К. М. Фофанов, А. А. Блок, И. А. Бунин; из зарубежных поэтов — Х. Ботев, Р. М. Рильке, Н. Гильен, Б. Брехт и др. Особую любовь у читателя снискали поздние элегии Сергея Есенина.

В советский период меланхолические настроения не культивировались, но поэты патриотического лагеря, ностальгирующие по иным эпохам и печалящиеся о судьбе русского народа, не могли не обратиться к этому жанру — в первую очередь это представители тихой лирики, в том числе Николай Михайлович Рубцов.

 Н. М. Рубцов. Элегия
Отложу свою скудную пищу.
И отправлюсь на вечный покой.
Пусть меня ещё любят и ищут
Над моей одинокой рекой.
Пусть ещё всевозможное благо
Обещают на той стороне.
Не купить мне избу над оврагом
И цветы не выращивать мне…
1964

Художественные средства

Тропы стихотворения «Море» работают на создание уникальных авторских образов. Элегия богата различными художественными средствами.

Значительна роль эпитетов в произведении. При помощи них автор в первой части Жуковский передаёт спокойствие стихии: «безмолвное», «лазурное». Далее следуют олицетворения, наделяющие море чувствующей душой: «ты дышишь», «дышит твоя напряженная грудь». В кульминационной и заключительной частях состояние моря будет передаваться глаголами, передающими движение или душевное состояние, что наделяет образ психологизмом: «льешься», «плещешь», «воешь», «бьёшься» «вздымаешь», «любуясь, дрожишь». Также характеризует это состояние эпитет «испуганны», относящийся к волнам.

Противодействующая сила имеет характерные эпитеты: «тёмные» (тучи), «враждебная» (мгла).

Эпитетами же передаётся и радость встречи неба и моря, неслучайно «блеск возвращённых небес» именно «сладостный».

Имеются в тексте стихотворения и фигуры речи. Для начала хочется отметить, что элегия содержит в себе речевые обороты, свойственные именно романтизму: «напряженная грудь», «сладостная жизнь».

Не обходится в тексте баз антитезы: противопоставленные силы имеют соответствующие эпитеты (ясное небо – тёмные тучи).

В первой части неоднократно встречается такая фигура речи как риторический вопрос: «Что движет твое необъятное лоно?»

Многоточие в конце кульминационной части позволяет автору как бы оборвать повествование на самой драматичной ноте и снова вернуться к диалогу с таинственно спокойным морем.