Первый бунт и «Клуб гашишистов»
Бодлер — человек, не просто восприимчивый к красоте, но сам создающий ее, тот, кому принадлежит рыцарский афоризм: «Женщина — это приглашение к счастью», всю жизнь был раздираем именно такими мучительными противоречиями: несогласие и с самим собой, и с миром. Он родился в высококультурной дворянской семье, но шесть лет спустя его отец, в свое время сражавшийся на баррикадах революционной Франции, которому в момент рождения сына было 62 года, умер. В дальнейшем воспитанием Шарля занялся отчим, господин Опик, генерал, верно служивший и королю банкиров Луи-Филиппу, и императору Наполеону III — «Наполеону Малому», как метко определил писатель Виктор Гюго в своем памфлете.
Жак Опик занимал высокие дипломатические должности, был военным комендантом Парижа, сенатором Второй империи… Надо ли объяснять, что до самой его смерти в 1857 году Шарль испытывал презрение и ненависть к отчиму — и не столько в знак верности отцу, но из-за того, что Опик стал для молодого Бодлера воплощением охранительной силы чуждого ему общества. Не завершив курса обучения, Бодлер еще при жизни отчима бежал из дома, восемнадцатилетним объявил, что хочет стать писателем — за два года до этого, в 1837 году, он получил премию в ученическом конкурсе за сочинение стихов на латинском языке. В стихотворении «Напутствие», включенном впоследствии в сборник «Цветы зла», Бодлер рассказывает о том, что его мать, «кляня дитя родное», восприняла это решение как горе и позор.
В 1841 году родители отправили Шарля в плавание по Атлантике и Индийскому океану, дабы он «узнал жизнь», поработав в колониях. Но это лишь разожгло интерес юного мечтателя к иным морям и странам и новой для него, необычной красоте.
Возвратившись в Париж, Бодлер вошел в литературные и артистические круги, сблизился с романтиками «неистового» крыла (в том числе — Теофилем Готье), пережил первую любовь и, начиная свой путь под двойным знаком — бунта и отщепенства, посетил «Клуб гашишистов».
Первые стихи Бодлера печатались в 1843–1844 годах в журнале «Артист» («Дон Жуан в аду», «Малабарской девушке»). Там же он публикует и статьи о живописи, и перевод-адаптацию новеллы высокочтимого Бодлером в качестве предшественника и учителя Эдгара По «Убийство на улице Морг» (1846), и свою повесть о молодом поэте «Фанфарло» (1847).
«Искусственный рай»
Так создается свой мир Парижа, а в третьем цикле — «Вино» — тема «искусственного рая», опьянения. Четвертый цикл — «Сплин», пятый — «Бунт», посвященный бунту Христа, который покидает этот мир, отчаявшись и ничего не пытаясь исправить: акт возмущения духа, не переходящего в действие. В стихотворении «Отречение святого Петра» поэт не к Богу, а к Сатане обращает свою молитву, рефреном которой звучит:
Вождь изгнанников, жертва неправедных сил,Побежденный, но ставший сильнее, чем был,Сатана, помоги мне в безмерной беде!Отчим всех невиновных, чью правду карая,Бог-отец и доныне их гонит из рая,Сатана, помоги мне в безмерной беде!(«Отречение святого Петра», перевод В. Левика)
В стихотворении «Авель и Каин» Бодлер, вопреки христианской традиции и мятежной поэме Джорджа Г. Байрона «Каин», отдает свое сочувствие не Авелю, а племени Каина — отверженным и обездоленным, и призывает их «сбросить Бога наземь».
Страдающий, бунтующий, стремящийся к красоте, талантливый и ищущий Бодлер оставил также прозаический цикл «Парижский сплин» («стихотворения в прозе»), и трактат «Искусственный рай» (о своем увлечении наркотиками), и дневник «Мое обнаженное сердце», и два сборника статей о литературе и искусстве. Он был и проницательным критиком, и знатоком живописи: известный график, живописец и скульптор Оноре Домье уверял, что если бы Бодлер не захотел стать великим поэтом, он стал бы великим живописцем.
Умер Шарль Бодлер в нищете и унижении (почти все, написанное им в последние годы жизни, опубликовано посмертно — после суда над «Цветами» его не печатали), тяжело больным и одиноким от паралича.
Но в историю мировой культуры он вошел своим «обнаженным сердцем», своим пером, повлиявшим и на современников — ранних символистов, и на ближайших потомков — модернистов. И разве его мучения, противоречия и поиски не предвосхитили также наше время?
Еще рецензии
Не требуй продолженья лета
О прерванном счастье в новом фильме Франсуа Озона — обозреватель Rara Avis Жаннат Идрисова.
07.10.2020
Тексты /
Рецензии
О’кей, мозг… что делать?
О цифровом мире, социальных страхах и успешном применении теории игр в повседневной жизни пишет в свежем обзоре научпопа Мария Мельникова.
10.03.2021
Тексты /
Статьи
«но в аргентину нельзя не поплыть и я поплыл»
О том, что общего у латиноамериканских и русских поэтов, пишет обозреватель Rara Avis Мария Мельникова.
07.04.2021
Тексты /
Рецензии
Богиня в положении
О красной жаре Колкаты и загадочной пропаже Матье в комиксе Эдди Симона и Пьера-Анри Гомона пишет обозреватель Rara Avis Вера Бройде.
08.04.2021
Тексты /
Рецензии
Пустые страницы «Цветов зла»
В 1846 году у Бодлера возник замысел поэтического цикла «Лесбиянки». Шарль против «близорукого благонравия», он считает нетрадиционную любовь лишь одной из вариаций устремленности человека за пределы «дозволенного» к «неведомому» и «бесконечному». Он поэтизирует «грешных»; сравнивая Сафо с Венерой, отдает предпочтение поэтессе, воспевшей красоту и любовь своих подруг. Цикл этот, выходивший в сферу широких проблем соотношения «добра» и «зла», менял название два раза. Закрепился последний вариант — «Цветы Зла». Публикация книги в 1857 году стала событием не потому, что она вызвала судебный процесс, а потому, что ею было ознаменовано начало нового этапа в истории поэзии XIX века.
Симптоматично: на этом судилище обвинителем явился тот же господин, который выступал в такой же роли на памятном процессе о «Госпоже Бовари» знаменитого писателя Гюстава Флобера. Но если Флобер со своими «сообщниками» был оправдан, то Бодлера постиг суровый приговор: он и издатели были признаны виновными в оскорблении общественной морали и приговорены к денежным штрафам, а поэт — еще и к самому тяжелому «искуплению вины» — изъятию из книги шести стихотворений. В течение трех месяцев Бодлер отказывался подчиниться вердикту, затем уступил — и очередной тираж «Цветов Зла» вышел с пустыми страницами.
Однако гонителям Бодлера противостоят выдающиеся мастера слова Франции — Виктор Гюго, Гюстав Флобер, Шарль Сент-Бев, Анатоль Франс, Марсель Пруст и другие. Одним из первых раздается голос Гюго, который находится в это время в изгнании за пределами Франции, на острове Гернси. Сразу после суда он отправил Бодлеру короткое письмо: «Я кричу „браво“ изо всех моих сил, „браво“ Вашему таланту… Вы получили еще один венок. Жму Вашу руку, поэт». Виктору Гюго принадлежат и слова о «новом трепете», воплощенном в поэзии Бодлера, как об иной, доселе незнаемой гамме переживаний, которую поэт уловил в жизни и сумел выразить в стихе.
В 1861 году вышло второе прижизненное издание «Цветов зла» Бодлера, дополненное новыми стихотворениями и новым разделом «Парижские картины», в 1866 году в двух выпусках «Современного Парнаса» увидели свет еще шестнадцать стихотворений, вместе с циклом «Обломки Цветов Зла», вошедшие в посмертное издание 1868 года.
В окончательной редакции этой устрашающе-прекрасной поэтической «клумбы» оказалось шесть циклов, помимо упомянутых «картин», — это «Сплин и идеал», «Вино», «Цветы Зла», «Бунт», «Смерть».
Универсальное зло и плоды страданий Шарля Бодлера
Основная идея Бодлера — концепция универсального зла, которое присутствует не только в стихиях природы или устройстве социума — оно внутри каждого из нас, опровергая наивную просветительскую веру в доброе начало естественного человека. Бодлер пишет о тех художниках, которые, как «Байрон и По осветили мощными лучами того Люцифера, что дремлет на дне каждой человеческой души». Сознавая свою причастность пороку, человек страдает — и потому мечется между добром и злом. Поэт не говорит об этом с позиции обличения, но с позиции глубокого понимания «моего брата и двойника». Муки совести — доказательства того, что человек тянется к добру:
О, наша слава и утеха,Вы, муки совести во Зле!(«Неотвратимое», перевод В. Левика).
Mal по-французски — не только зло, но и боль, болезнь, страдание, и этот оттенок значения Бодлер обыгрывает в посвящении своей книги Готье: «…посвящаю эти болезненные цветы». Его «Цветы Зла» — и плоды страданий, и болезненные реакции сознания, отчаяние и тоска — все, что выражается словом «сплин». Ему может противостоять духовный импульс, сопротивляющийся злу, — Идеал, достижение которого требует усилий.
В самом большом по объему и самом значительном по смыслу цикле говорится о любви (в том числе о женщине, возвышенной и благородной, оставшейся другом Бодлера до конца дней, Аполлонии Сабатье), об искусстве и художнике и о том, к чему он в итоге приходит — унынии, отчаянии, пессимизме (стихотворения «Жажда небытия», «Алхимия страдания», «Полночные терзания», «Грустный мадригал»).
Особое место занимают стихи об искусстве: «Альбатрос», «Соответствия», «Люблю тот век нагой», «Маяки», «Больная муза», «Продажная муза», «Красота», «Гимн красоте». Как бы ни трагична была судьба поэта («Альбатрос»), художника («Маяки»), творческой личности вообще, они — «маяки», светочи духа, и они должны этот дух выражать ярко и полно, не отождествляя красоту только с добром:
Ты рождена из звезд или пришла из ада?О, Красота, ответь: ты бес иль божество?Ты к злу или к добру влечешь лишь силой взгляда…(«Гимн красоте», перевод В. Левика)
Совершенство пластических форм ассоциируется у Бодлера с неподвижностью («Красота») — ей поклоняется «школа язычников». Возражая последней, Бодлер говорит, что у нынешних людей есть своя красота, «что древним неизвестна», «странная» или «необычная», чуждая абстрактному идеалу, но способная выражать скрытые, глубинные движения души.
В понимании Бодлера искусство и скорбь неразделимы, меланхолия — вечная спутница красоты. «Я не могу представить себе <…> такой красоты, в которой совсем отсутствовало бы Несчастье», — пишет поэт в одном из черновых набросков. Из этих представлений и рождаются стихотворения «Веселый мертвец», «Бочка ненависти», «Надтреснутый колокол». В них показаны двойственность природы человека, дуалистичность красоты, которая в реальности может быть не только странна, но и безобразна (особенно в период увядания, когда мы видим умирающую у дороги лошадь с вывернутыми кишками («Падаль») с кусками скелета, похожими на распустившийся цветок с сильным запахом, слышим «странную музыку разложения» как журчание воды.
В поэзии Бодлера прочитывается и мысль о «межчувственных связях», «синестезии»:
Бывает запах свеж, как плоть грудных детей,Как флейта, сладостен и зелен, как поляна(«Соответствия», перевод В. Микушевича)
Об этом говорит Бодлер в программном сонете «Соответствия», это становится для него ключом для раскрытия двери во Вселенную наших мыслей и чувств, впечатлений и событий, всего нашего бытия. «Невыразимого не существует», — с сочувствием повторяет Бодлер слова Готье.Особенно впечатляет способность Шарля Бодлера выразить ритмы, звуки и краски города. В его стихотворной урбанистике город являет разный облик: обаяние многовековой столицы, «ажурные переплетения» строительных лесов, «величие и гармония, порожденные огромным скоплением людей и зданий», воздух — как лицо, залитое в слезах«, «как заглушенный плач сквозь хлынувшую кровь, крик сиплый петуха» («Рассвет»), вечер как «сообщник преступления» («Вечерние сумерки»), поэзия — луч света («Солнце»), нелегкие судьбы горожан («Рыжей нищенке», «Слепые», «Старушки», «Прохожей»).
Баррикады, отвращение к политике и «Современный Парнас»
Важнейшим периодом в процессе становления личности Шарля Бодлера стал конец 1840-х — начало 1850-х годов. Революция 1848 года, учреждение Второй французской республики, провозглашение после государственного переворота империи Наполеона III в 1852 году способствовали решительной трансформации взглядов и настроений молодого поэта.
В 1848 году он еще анархист-бунтарь. Вступил в республиканскую организацию социалиста-утописта Луи Огюста Бланки, сотрудничал в газете «Национальная трибуна» и в альманахе «Народная республика», участвовал в основании радикальной газеты «Общественное спасение» и даже сражался на баррикадах. Но после государственного переворота 1851 года Бодлер будет вспоминать о своем бунтарстве как о «наваждении», за коим последует «физическое отвращение к политике» (из письма 1852 года).
Отсюда — исток интереса к новому течению в поэзии, скоро получившее название «Современный Парнас», где собирались поэты, которым одинаково были чужды и полет в заоблачные выси мечтаний (романтизм), и приземленное следование реальности (натурализм). Ведь гора Парнас — место обитания Аполлона и муз, возвышение между небом и землей, апология античного, «языческого» видения мира, ориентация на «цельное» и потому жизнеспособное искусство.
В том же 1852 году Шарль Бодлер опубликовал программный очерк «Эдгар По, его жизнь и творчество», который впоследствии стал предисловием к его переводам рассказов американского писателя, изданным в 1856 году. В этом очерке, а также в «Новых заметках об Эдгаре По» (1857) Бодлер размышлял о принципах творчества в новейшее время, о своем отношении к «литературе декаданса» как адекватному состоянию души современного человека, о природе зла, таящегося в человеческой душе, о воображении и его творческой и познавательной функциях, о красоте как единственной цели поэзии и о «странности как необходимой приправе всякой красоты» — для того, чтобы мы острее ощутили ее особенность, исключительность и силу.